Цитата на тему: Ни с чем нельзя порвать раз и навсегда.Ни с чем нельзя порвать раз и навсегда. Все, что было, ты забираешь с собой, хочешь этого или нет. Запомни раз и навсегда: от тебя никуда невозможно деться. Тебя нельзя бросить. Тебя нельзя разлюбить. Тебя можно полюбить иначе, чем раньше, да, — но разлюбить нельзя. Вот мне же — не удалось? Когда кто-то болеет и при смерти, некоторые говорят: «Это гнев Господень! Их болезнь — это их кара!» или же «это их карма». Но исследователь или учёный скажет: «Карма — туфта! Вероятно, рядом болото с малярийными комарами, крысы, или ещё что-то!» Или же из-за непрерывного земледелия почва истощилась и в ней мало железа и марганца, и мозг этих людей повредился из-за нарушений в питании, а не из-за кармы, которая есть абсолютный фашистский бред. Причина в том, что люди не ставят перед собой задачу: «Давайте сделаем мир лучше!», а вместо этого падают на колени и вопрошают: «Господи, дай нам больше не знать войн. Позволь всем людям стать братьями, а нашим соседям миролюбивыми и дружественными». Что ж, это ВЫ должны стать миролюбивыми и дружественными, и препятствовать военным настроениям. Вот этим должна заниматься религия. Привяжет она тебя к себе чем-то, чего не видно, а порвать — нельзя, и отдашь ты ей всю свою душу. Реальность — это быть собой. Чтобы стать собой — надо быть собой. Реальность в бытие, в бытие вещи. Таким образом, бытие в этом смысле — это иметь свободу в изначальном её понимании этого слова, то есть когда она не ограничена привязанностями, правилами, пристрастными и запутанными точками зрения. О какой дружбе вы говорите? Её нет нигде вообще дружбы. Два человека не могут дружить: две девушки дружили и тут раз - один парень и они обе полюбили и все - теперь ненавидят друг друга. Хочешь сделать людей свободными — сначала освободись сам. Хочешь, чтобы тебя полюбили — полюби сначала сам. Хочешь что-то получить — отдай сначала своё. Бывают моменты, когда человеку необходимо порвать с друзьями, чтобы понять смысл дружбы. Коль хочешь быть в раю — молись. Мужчинам нельзя часто звонить, они этого не любят. Если им звонить, они понимают, что ты все время о них думаешь и хочешь их видеть, и начинают тебя за это презирать. Хочешь накормить человека один раз — дай ему рыбу. Хочешь накормить его на всю жизнь — научи его рыбачить. Она хочет остаться друзьями. Мне же остается лишь поменять любовь на дружбу, или же исчезнуть из ее жизни навсегда. Я выбираю второе. Почему? Потому что так и должно быть… Нельзя поселиться в сгоревшем дотла доме. Нет лучшего богатства, чем мудрость; нет страшнее нищеты, чем невежество; нет лучшего наследия, чем воспитанность и лучшей защиты, чем совесть. О чем им было говорить? Они любили друг друга. Время всё лечит, хотите ли вы этого или нет. Время всё лечит, всё забирает, оставляя в конце лишь темноту. Иногда в этой темноте мы встречаем других, а иногда теряем их там опять. Я каждый раз говорил ей, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует. Она каждый раз меня спрашивала: "А как же мы с тобой?". Я каждый раз опускал глаза и смущенно бурчал: "А, ну да, точно". Твое счастье, твои успехи, твоя жизнь, да вообще все зависит от тебя и только от тебя. Только ты решаешь быть тебе счастливым или несчастным, веселым или грустным, злым или добрым, одиноким или популярным. Это твоя жизнь, поэтому тебе ею править. Понятия не имею, откуда берется любовь, но, откуда бы она ни бралась, в ней-то все и дело, а если ее нет, нельзя ее вызвать ни лаской, ни великодушием, ни чем бы то ни было еще. В глубине души она знала, что ничего ужасного с ней не случится. Она не сойдет с ума и не покончит с собой. однажды наступит день, когда она снова почувствует себя счастливой. Необходимо было только дожить до этого дня. — Эй, — окликнул я. — Ты хочешь взять с собой что-нибудь особенное? След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нём вспоминаешь, быть может, только раз в году-но, когда вдруг вспомнишь, помочь всё равно нельзя. Его привязанность к ней стала ей вдруг особенно дорога — как раз тогда, когда уже нельзя было рассчитывать, что она сохранится. Раз о самостоятельной, самими рабочими массами в ходе их движения вырабатываемой идеологии не может быть и речи, то вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет (ибо никакой «третьей» идеологии не выработало человечество, да и вообще в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии). Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от неё означает тем самым усиление идеологии буржуазной. Во сне или ничего не видят, или видят что-нибудь интересное. Нужно научиться тому же и наяву: или ничего, или интересное. |
